Белый ягуар - вождь араваков. Трилогия - Страница 109

109

— А зачем они явились, не знаете?

Они не знали и ничего не могли предположить, но утверждали, что испанцы хотя и не затеяли боя, но вели себя дерзко и грубо, как властные и злобные хозяева, а не как гости. Судя по их поведению, от них можно ждать лишь бед и несчастий…

Обменявшись взглядами с Манаури и Арнаком, я велел всем присутствующим взять оружие и немедля собраться возле моей хижины. К счастью, почти весь род наш был на месте, ибо и прежде жил уже в постоянной боевой готовности.

Не прошло и минуты, как на поляне собрались вооруженные воины нашего рода. Сейчас меня более всего занимал вопрос, откуда и с какой целью явились сюда испанцы. Поскольку Серима лежала в глубине леса, в нескольких милях от впадения Итамаки в Ориноко, то есть в стороне от больших водных путей, можно было предположить, что испанцы явились сюда не случайно, а с какой-то определенной и заранее обдуманной целью.

— Откуда же и зачем они явились?

Я велел Арнаку принести мне нашу карту и углубился в ее изучение. Но как я ее ни вертел, ничего путного придумать не мог. Рассматривая карту, тесным кругом обступили меня и наши индейцы. В числе их оказалось несколько воинов из других родов. Один из них, высокий, мускулистый и, судя по виду, опытный и немолодой уже воин, ткнул пальцем куда-то в карту, где тонкой нитью проходило среднее течение Ориноко, и произнес только одно слово: Ангостура.

Слово это вызвало среди индейцев заметное оживление. Они явно знали его.

— Что такое Ангостура? — спросил я.

Воин, первым произнесший это слово, выступил вперед:

— Белый Ягуар! Мы знаем, что такое Ангостура… Там испанцы! Они были здесь у нас давно, с тех пор прошло две сухих поры. Мы тогда приплыли сюда от горы Грифов, и они нас нашли. Грозили еще вернуться.

— Расскажи Ягуару, что они тогда сделали, — подтолкнул говорившего другой индеец.

— Что же они сделали? — спросил я.

— Что сделали? — Мой собеседник скорчил гримасу. — Они дали Конесо много всяких вещей, но не в подарок, не думай — не в подарок, нет! Они сказали, что, когда вернутся, мы должны им заплатить за эти вещи… Может быть, это они и вернулись теперь?

— Какие же вещи они дали?

— Всякие, разные! Рубашки, штаны, которые носят испанцы, но совсем старые, рваные. Достались нам и ботинки, но с дырками, сушеное мясо их коров, но совсем тухлое и с червями. Мы скормили его собакам. Дали нам и несколько странных ножей — у тебя есть такой нож, Белый Ягуар! Ты по утрам возле хижины скребешь им свою бороду…

— Это бритва! Они дали вам бритвы? Но у вас же на лице не растут волосы!

Индеец посмотрел на меня удивленно, будто я сделал бог весть какое открытие, потом расхохотался.

— А кто говорит, — на губах его играла ирония, — кто говорит, что этими ножами можно было срезать волосы на бороде?

— Для чего же они еще нужны?

— Ни для чего. Они старые, ржавые и ломаные, ими даже мягкого дерева не обстругаешь, они ломались в руках…

— Зачем же вы их брали?

— Они заставили. Мы не хотели, а они заставили, а то взяли бы нас в рабство…

— Взяли бы в рабство?

— Да. Их прислал испанский начальник из Ангостуры, коррегидор, с солдатами и с заряженными ружьями.

Одним из способов закабаления индейцев были у испанцев так называемые репартиментос. Заключалось это в том, что коррегидоры, то есть префекты округов, принуждали племена, особенно жившие в отдаленных районах, приобретать у них вещи непригодные, но всегда по дико высоким ценам. Индейцам приходилось покупать эти вещи, хотели они или не хотели, ведь они не платили за них сразу, а лишь значительно позже, через год или два, и, само собой разумеется, платили натурой, плодами земли, леса, изделиями ремесел. Если же выплатить долга они не могли или чем-либо не угождали посланцам коррегидора, в наказание у них угоняли часть молодежи для работы на гасиендах или в шахтах. По закону угоняли будто бы на какое-то время, на год или два, но в действительности никто из них никогда не возвращался в родные селения. Вдали от родных и близких они умирали от истощения и тоски; плантаторы не отпускали их до конца жизни.

«Возможно, сейчас в Сериму и прибыли именно такие посланцы коррегидора для взимания долга», — подумал я.

Манаури еще раньше выслал на опушку леса двух разведчиков с заданием следить за действиями испанцев и уведомить нас в случае их приближения. На реке стояла наша шхуна — заманчивая добыча для алчных испанцев. Из Серимы она не была видна за поворотом реки и рощей. Следовало принять меры, чтобы пришельцы не обнаружили ни парусника, ни наших друзей-негров.

Я незаметно кивнул Манаури, Арнаку и негру Мигуэлю, приглашая их последовать за собой в хижину. Когда мы остались одни, я изложил свой план: Мигуэль с четырьмя земляками срочно отведет корабль вдоль берега вверх по течению Итамаки. Сделать это будет нетрудно, поскольку течение, гонимое морским приливом, как раз повернуло вспять и устремилось от Ориноко вверх по реке. На расстоянии какой-нибудь мили от нас прежнее русло реки узким длинным заливом врезалось в лес. Там, в чаще, шхуна будет надежно укрыта от глаз врага. Все негры, вооруженные ружьями, пистолетами и палицами, вместе с негритянкой Долорес останутся на борту и будут охранять судно, не показываясь на берегу.

Друзья одобрили этот план, и только Манаури предложил отвести шхуну несколько дальше: примерно в трех милях отсюда находился второй залив под названием Потаро. Там будет надежнее — дальше от людей.

— Хорошо, — согласился я и обратился к Мигуэлю, — самое главное, чтобы никто не заметил вашего отплытия, никто, понял? Это вполне возможно, поскольку внимание всех сейчас приковано к Сериме, а река — внизу, за склоном холма…

109