— А как называется новое селение, в котором сидит главный начальник голландцев? — спросил я.
— Нью-Кийковерал. Мы возим туда свои товары, и голландцы всегда нам рады…
— Какие товары вы возите?
— Разные: лесные плоды, прирученных диких зверей, сырой хлопок, глиняную посуду, украшения из перьев…
— А что получаете взамен?
— Топоры, ножи, гвозди, рыболовные крючки, цветные бусы, иногда порох…
— И никто вас там не обижает, не бьет, вы можете ходить в городе всюду, где захотите?
— Мы ходим в городе свободно всюду, где хотим…
— А индейцы других племен тоже появляются в городе?
— Появляются, Белый Ягуар, появляются! Карибы, акавои, арекуна…
— Они приходят в город с оружием?
— С оружием, с оружием: с палицами, луками, иногда даже с ружьями… Карибы всегда ходят с оружием…
— Я слыхал, что голландцы на своих плантациях очень жестоко обращаются с рабами-неграми. Так ли это?
Совершенно неожиданно для меня все вдруг растерянно умолкли. Стало совсем тихо. Мой вопрос повис в воздухе. Я с удивлением взглянул на них и, не скрывая иронической усмешки, язвительно проговорил:
— Вижу, страх сковал ваши языки, словно здесь появился Канаима. Не бойтесь, нет тут Канаимы.
Фуюди, хорошо познавший теперь других араваков с Ориноко — людей, наученных жизнью, мужественных в смелых, умевших противостоять превратностям судьбы, устыдился за своих сородичей с Померуна, представавших в глазах гостей забитыми и совсем одичавшими в этих глухих джунглях. Он стал что-то говорить им, притом так быстро, что я едва его понимал. Но, судя по всему, он стыдил их. В конце концов вождь Варамарака с виноватым видом, обращаясь ко мне, сказал:
— Не сердись, Белый Ягуар, мы вынуждены жить с голландцами в мире. Они не трогают нас, а главное, не велят карибам нападать на наши племена, как это было прежде. Мы, локоно, мирный народ.
— Я знаю, — отвечал я, — и за это вас ценю. Больше того, я полюбил вас, а ваша женщина, Ласана, даже стала моей женой. Но испанцы говорят, что плантаторы в голландских колониях жестоко издеваются над своими рабами-неграми, так ли это?
— Да, это так. Не выдерживая мук, некоторые негры сами себя убивают, а другие бегут в ближайшие джунгли. Но это их редко спасает. В джунглях на них как бешеные псы охотятся карибы. Карибы не знают пощады. Голландцы подкупили их, разожгли в них алчность, платят за каждого пойманного невольника. Карибы постоянно устраивают на рабов облавы. С карибами трудно справиться! Они — настоящие яухаху, злые демоны, их нельзя победить!
— Нельзя победить?!
— Ое-й, ое-й, непобедимые! — Досадно и горько было смотреть, как эти несчастные, забитые существа, испуганно озираясь, все разом согласно кивали головами и лепетали: — Да, да, непобедимые. Карибы — сильнее всех, они не знают страха и пощады, они охотятся на людей, жгут и убивают…
Было ясно, что продолжать этот разговор не имеет смысла, и я переменил тему:
— Можно ли подойти к Нью-Кийковералу на нашей шхуне? — спросил я и пояснил: — Вы видите, она в два раза больше самой большой вашей итаубы?
— Можно, можно. Туда плавают совсем большие морские корабли. На них привозят черных рабов. Но там много мелей, их надо обходить.
— А вы знаете эти мели?
— Знаем, знаем. Все мели знаем.
— Тогда дайте нам проводника.
Нет, желающих не находилось. Хозяева извинялись, оправдывались, но поддерживать нас явно опасались.
— Канаима лишил вас разума! — гневно воскликнул Фуюди. — С вашим лоцманом ничего не случится, ведь он будет под защитой самого Белого Ягуара! Голландцы чтят Белого Ягуара не меньше, чем испанцы!
Видя, что слова Фуюди не находят отклика, я решил прибегнуть к более вескому аргументу и протянул Варамараку мой богато украшенный чеканкой мушкет со словами:
— Проводник, который согласится указать нам путь к столице голландской колонии, получит вот это замечательное ружье с порохом и пулями на тридцать выстрелов!..
Плата была щедрой и чертовски соблазнительной; померунские араваки буквально онемели. Но и этим даром никто не прельстился.
В обратный путь мы решили отправиться на рассвете следующего дня, а заночевать всей нашей группой — в шалашах поблизости от селения на берегу Померуна. Около полуночи Арасибо шепотом разбудил меня и, приложив палец к губам, знаками заставил прислушаться: с опушки ближайших джунглей доносились какие-то таинственные звуки. Это было что-то похожее на своеобразный мелодичный свист, несущийся сразу с нескольких сторон.
— Канаима! — чуть слышно прошептал Арасибо.
Я напряг слух. «Ху-ри-сье-ави», «ху-ри-сье-ави», — послышалось мне.
— Наверное, какие-то ночные птицы, — попытался я успокоить взволнованного Арасибо.
— Нет! — возразил Арасибо. — Это не птицы!
— Значит, люди?
— Не знаю; но это — враги.
Ночь была не очень темной, сквозь чащу пробивался яркий свет звезд. Я бесшумно соскользнул с гамака и, прихватив пистолет, решил пойти на ближайший источник свиста, чтобы развеять страхи Арасибо.
— Остановись! — прошипел он. — Не ходи!
В этот момент проснулась Симара, отличавшаяся на редкость чутким сном, и, разобравшись в обстановке, молча встала рядом со мной, сжимая в руке лук.
Мы стали осторожно красться в ту сторону, откуда доносились ближайшие звуки. Заросли были непролазные, и чтобы проскользнуть сквозь них, требовалась немалая сноровка. Сноровки нам было не занимать, но существа, издававшие таинственные звуки, все-таки нас заметили: послышалось, как кто-то находившийся в нескольких шагах от нас бросился наутек. Я еще не успел поднять пистолет, как у меня за спиной фыркнул лук Симары. Судя по всему, стрела достигла цели, раздался приглушенный стон, похожий на человеческий, и удаляющийся треск сучьев — кто-то торопливо убегал. Я выстрелил на шум из пистолета, главным образом для того, чтобы разбудить товарищей.